Пошла б Федора за Егора…

(или сучка захочет — кобель не вскочит)

«Ты не возражаешь, если мы с тобой сейчас поцелуемся?» — горячим шепотом с придыханием шепнула мне на ухо Рита, ее глаза сверкнули в темноте...

Впервые девушка сама предлагала мне поцеловаться. Предложение весьма польстило, прозвучав недвусмысленно и заманчиво — как-никак в первый раз в жизни!

Дело было в колхозе, точнее, на «добровольно-принудительных», как тогда выражались, сельхозработах в начале третьего курса — это патетически именовалось «шефская помощь селу». Почему «шефская», и почему «помощь» студентам было не совсем понятно, впрочем такими вопросами в то время никто не задавался: партия приказала — комсомол ответил «есть!».

Меня с одногруппником Володей и ещё тремя подружками-студентками нашей группы разместили в доме гостеприимной пожилой четы колхозников. Мы с Володей попросились на веранду, чтоб иметь хоть какую-то независимость от хозяев. Сентябрьские ночи становились всё холодней, но нас выручали морозостойкость и неприхотливость — ах, молодость-молодость... По вечерам на веранде на выданных с колхозного склада пружинных железных койках вместе с нами постоянно сидели, поджав ножки, три наши подружки – такая милая дружеская общинка. Вели задушевные беседы, травили анекдоты, пели под гитару туристские песни, стараясь не тревожить хозяев, рано ложившихся спать. Никто из нас тогда еще не курил, только иногда так, баловались. Мы были молоды, искренны, неиспорчены, наши соседки-одногруппницы пока еще были девственницами, по крайней мере, таковыми себя позиционировали.

Есть точно отражающие состояние юношеской души строки из песни: «Ветер в голове, а я влюбленный во всех девчонок своего двора...» Так и я — мне нравились почти все мои одногруппницы. Чувствовал, что при определенных обстоятельствах могу влюбиться в любую из них. И эти трое были из их числа. Многие разговоры и шуточки были на тему любви и секса, часто «на грани фола», но тонкую грань приличий не переходили. Мы с Володей вели себя вполне корректно, даже когда выпивали, однако намекали вполне недвусмысленно: девчонки, мы вас хотим! Они прекрасно понимали наши намеки и «хотелки», им, безусловно, нравилось, да и кому может не нравиться чувствовать себя желанной? Нам же было чертовски приятно, что их к нам тянуло. Наши подружки жеманничали, строили глазки, облизывали губки, как бы ненароком показывали коленочки, игриво смеялись. Мы же, чуть раскрасневшись, ощущали собственное сердцебиение. Словом, легкое либидо буквально висело в воздухе. Впрочем у Володьки имелась Дама сердца, правда, в том колхозе ее с нами не было: она училась в другой группе.

Но однажды идиллия резко оборвалась. Был банный день, мы купили пару бутылочек красного винца, закуски и решили душевно провести очередной вечер, попарившись перед этим в баньке. Мы с Володей великодушно пустили наших девчонок попариться первыми – меньше сажи, больше жара. Банька топилась по-черному.

И вот, когда мы с ним, от души напарившись, в предвкушении небольшого пиршества вернулись на свою веранду, оказалось, что наши нечестные подруги всё выпили и съели, не дождавшись нас. Почему они так поступили, я уже не помню, но нас это возмутило до глубины души. Слово за слово, мы вдрызг разругались, а одна из них, в завершение крепкой размолвки, снисходительно выдала: «Спокойной ночи, «квадратные» мальчики!» «Оквадратить» на сленге того времени означало: возбудить интерес и «кинуть» представителя противоположного пола. Наутро был объявлен взаимный бойкот.

Чем мы с Володей могли отомстить своим «неверным» подругам? Только альтернативой им в виде новых пассий! А вы, голубушки, будете ложиться спать вместе с хозяевами в восемь часов вечера – деваться вам некуда! Конечно, в глубине души и я, и Володя сожалели, что рассорились с ними. Но нужно было держать марку – гордость и юношеский максимализм зашкаливали.

Сказано – сделано. Уже следующим вечером на нашей веранде сидели две новые студентки. Они принципиально отличались от наших «бывших»: обе курили и, самое главное, имели опыт — это ни для кого не было секретом. Впрочем «новоизбранные» этого и не стеснялись, наоборот, даже несколько бравировали, типа, знают жизнь. Легкое либидо с нашей веранды испарилось, уступив место банальной похоти. Звали их Лилия и Маргарита. Лиля взяла курс на Володю, Рита (она вдобавок была старше на целый год) — на меня. Потрепавшись и хлебнув спиртного, мы решили прогуляться по засыпающей деревне: было видно, что приютившие нас хозяева не очень довольны, что пожаловали «чужие». К тому же, увидев их на нашей веранде, они примерно сообразили, что произошло.

Противные сентябрьские дожди уже успели превратить улицы деревни в непролазную грязь — все ходили в резиновых сапогах. Холодало, стремительно темнело. Месить грязь быстро надоело, срочно требовалась крыша над головой.

Нас с Володькой бросили тогда на тюкование соломы. Агрегат-тюковальщик стоял сразу за деревней в чистом поле под крышей, силовой аппарат, питавший его, и кое-какой инструментарий находились рядом в дощатой сторожке, запираемой на ночь на навесной замок. Колхозник-аппаратчик по нашей просьбе как-то показал, куда прячет ключ — словом, какая-никакая собственная «резиденция» у нас имелась, чем мы очень гордились. Открытая всем ветрам сторожка, в которую вряд ли бы кто пожаловал ночью, представлялась почти идеальным укромным местом. По земляному полу была разбросана солома, валялось какое-то тряпьё, на прибитых к стенке гвоздиках висело несколько ватников.

Зашли, устроились. В недопитой бутылке булькало спиртосодержащее пойло, гордо именуемое «Портвейном», закуски не было — занюхали рукавом. «Винцо» приятной теплотой отозвалось в теле, в голове зашумело. Я кожей чувствовал: к чему-то идет. Не сказать, что я, тогда еще нецелованный, боялся женщины, но было волнительно и даже как-то тревожно, что называется, не по себе. Времена «развитого социализма» еще были довольно целомудренными, по крайней мере, меня воспитывали так, что если я пересплю с девушкой, то буду просто обязан на ней жениться. Втайне тешил себя мыслью, вдруг сегодня не срастется, что-то помешает. Зато наши «новоизбранные» были на удивление спокойны, чувствовалось: им такая ситуация хорошо знакома.

Девки закурили, попросил цигарку и Володя — он иногда покуривал, я же табачный дым не переносил. Да и торговали в сельском райпо «Беломором», в лучшем случае, «Примой» — табачный смог висел еще тот, хорошо хоть сквозь щели сторожки заметно сквозило. По моей просьбе приоткрыли дверь, в чрево нашего тайного логова заглянула полная луна. Тишина, усиливаемая бездонной чернотой сентябрьского неба, оглушала — птицы умолкли до весны, деревня спала. Становилось всё холодней, изо рта заструился легкий парок, хмельной градус быстро выветривался. Это тоже меня обнадёживало: раздеваться не хотелось никому.

Вдруг по подсвеченному луной мертвенно-бледному полю метнулись три тени. Деревенские? Их нам только не хватало. Темные фигуры всё приближались… Ба-а! Расслабьтесь! Это же наши «отставницы» собственной персоной! Хе-хе, как мило! Что, кумушки, заскребло? Не спится и, чтоб не разбудить хозяев, решили выйти на веранду, а там нас, негодных, отверженных, «квадратных», но таких милых и родных, нетути? Бывает… Небось и «мировую» задумали, и штрафную-отступную бутылочку мерзкого «Портвейна» заначили? Сообразили, значит, где мы? Ну, молодцы!

Сразу стало весело и тепло, напряженность спала, по крайней мере, у меня. «Новоизбранные» же, наоборот, немножко напряглись. Впрочем это еще более веселило — меня и Володю стал подтачивать едкий смешок, на наших лицах заиграли широкие улыбки. Не, ну на самом деле, как приятно, когда за тобой девчонки бегают!

Подошли: «привет» — «привет». В воздухе повис немой вопрос: а чё надо-то? Чё пришли-то? Подошедшие «отставницы» тоже стрельнули по цигарке. Табачный смрад, к моему неудовольствию, стал еще плотней. Куряки чёртовы! И тут Лиля зна́ком показала Рите — выйдем. Вернулись с таинственными улыбочками. Рита, подсев ко мне, горячим шепотом с придыханием шепнула на ухо:

— Ты не возражаешь, если мы с тобой сейчас поцелуемся? — её глаза сверкнули в темноте. Лиля тем временем, навалившись на Володю, впилась в его губы своими прокуренными брылями. Сцена интересная и, скажем так, вполне ожидаемая.

— Ну, давай!..

Первый поцелуй… Каждый запомнил его по-своему. У кого-то он остался в памяти долгожданным, романтичным, волнующим и желанным. Но кому-то вспоминается только чужой запах изо рта, недаром говорят: «Не дари поцелуя без любви...» Никогда не жаловал курящих женщин: от них несет мужиком. Точнее, несло. Напомню, в «совковых» сельмагах тогда не продавали ни «Мальборо», ни «Камел», ни, на худой конец, «Стюардессу» или «Родопи». Никаких фильтров, никаких ароматизаторов, махра какая-то, кислятина! Тем не менее, знаковое историческое, а точнее, статистическое для меня событие — первый поцелуй — наконец-то произошло.

«Бывшие» опешили, их ручки с дымящимися папиросками разом опустились. Потом они дружно затянулись, выдохнув своими изящными ротиками новую порцию вони. И, загасив об доску цигарки, двинули на выход. Что тут скажешь? Про Даму сердца Володи они знали, поэтому смотрели на него осуждающе. Но я-то был свободен, как молодой тетерев! Такой юный, чистый, девственный, с вьющимися волосиками на голове и мягким пушком на лице. И вот эта, гм…, Рита его, похоже, прибирает к рукам. Ну что, милые «отставницы», вы «чужие на этом празднике жизни», пора на выход!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: